В. Дж. Томас
Пер. с англ. — Н. Ю. Чехонадская
Давным-давно на ферме Пантаннас в Гламоргане жил один грубый старый крестьянин. Он ненавидел народ фей, которые танцевали на его полях в свете луны, и всё хотел найти какой-нибудь способ избавить от них свои земли.
Сам крестьянин ничего толкового придумать так и не смог. Поэтому он пошёл к старой ведьме и рассказал ей о своём желании. Она заставила его пообещать отдать ей удой молока с его фермы за одну ночь, и затем дала ему такой совет:
- Когда увидишь кольцо фей на своем поле, распахай его и засей пшеницей, - сказала старуха. – Когда феи увидят, что зелёная земля исчезла, они никогда не навестят это место снова.
Крестьянин решил последовать её совету. Он запряг волов и провёл железным плугом через все круги, в которых по ночам танцевали феи, и засеял их пшеницей. Ночные звуки – танцы и пение – прекратились, и ни одной феи никто больше не видел на полях Пантаннаса.
Крестьянин ликовал, воображая себе всяческие приятные для его самолюбия вещи, - до одного чудесного весеннего вечера, когда на его полях зазеленела пшеница. Он как раз возвращался домой в красных лучах заходящего солнца, когда к нему подошёл крошечный человечек в красном кафтане, обнажил маленький меч, и, направив на него острие, сказал:
- Диал а тау, и маэ герллау – «Отмщенье настало, тебя быстро догнало».
Сказав это, человечек исчез. Крестьянин попытался рассмеяться: но в мрачном и свирепом выражении лица крошечного человечка было что-то такое, от чего крестьянину было очень не по себе.
Как бы то ни было, окончилась весна, наступило лето, потом – осень и ничего особенного не случилось; фермер уже стал думать, что глупо было бояться угроз маленького человечка в красном кафтане.
Осенью, когда на полях зазолотилась пшеница, и пора было уже жать её серпом, крестьянин и его семья однажды вечером собирались ложиться в постель. Внезапно они услышали страшный шум; дом затрясся, как будто вот-вот обрушится. Они затрепетали от страха, и услышали громкий голос, который сказал:
- Дау диал – «Отмщенье настаёт».
И на следующее утро ни одного колоска пшеницы не было видно на полях – один только чёрный пепел. Феи сожгли всю жатву. Крестьянин шёл по полю, уныло глядя на всё то опустошение, которое устроили феи, когда навстречу ему попался тот же самый маленький человечек, что и раньше. Угрожающе наставив на него меч, эльф сказал:
- Нид ю онд дехрэ – «Это только начало».
Лицо у крестьянина побелело как молоко, и он стал просить прощения. Он сказал, что с удовольствием снова позволит тем полям, где феи любили танцевать и петь, опять зарасти травой и превратиться в луга. Пусть-де они танцуют в своих кругах так часто, как только захотят, и никто им мешать не будет – только бы они не наказывали его больше!
- Нет, - сурово ответил эльф. – Слово Короля изречено: он отомстит тебе за себя, и нет такой силы, которая могла бы это отменить.
Крестьянин разрыдался и начал так жалобно просить, чтобы ему простили его вину, что человечек, в конце концов, пожалел его и пообещал поговорить со своим повелителем.
- Я снова приду в час заката через три дня и принесу тебе слова моего господина.
Когда на третий день пришло назначенное время, эльф уже ожидал крестьянина на назначенном месте.
- Слово Короля, - сказал он, - отменить нельзя, и мщение должно осуществиться. Однако, поскольку ты раскаиваешься в своей вине и так сильно желаешь искупить её, то проклятие это не падёт в твоё время и во время твоих сыновей, но поразит твоё далёкое потомство.
Это обещание утешило крестьянина. Тёмно-зелёные круги выросли снова; по ним стали танцевать весёлые эльфы, и звуки музыки, как в старину, озаряли поля радостью. А иногда звучал страшный голос, повторявший угрозу: дау диал – «отмщенье придёт». Однако фермер мирно скончался в глубокой старости, и сыновья его последовали за ним на кладбище во двор церкви, не почувствовав на себе никакого воздействия проклятия, изреченного Королём фей.
Спустя больше ста лет после того, как было произнесено первое предупреждение, Мадок, наследник Пантаннаса, обручился с Телери, дочерью помещика из Пен Крайг Дав, и через несколько недель была назначена свадьба. Был канун Рождества, и в Пантаннасе приготовили пир, на который пригласили Телери и всех её родных.
Праздник был весёлым: все расселись вокруг очага, и проводили время в песнях и рассказах. Внезапно сквозь шум реки, которая протекала рядом с домом, казалось, послышался голос, сказавший:
- Даэт амсер имтиал – «Время мести пришло».
Весёлые гости замолкли. Все вышли и прислушались, не раздастся ли голос во второй раз; но хотя они долго там простояли, ничего не услышали, кроме сердитого голоса высоко поднявшейся реки, пробивавшей себе дорогу по каменистому руслу. Люди вернулись обратно в дом. Постепенно страхи рассеялись, и всё стало как раньше.
И снова сквозь звуки радости и шум вод, катившихся по камням, послышался ясный голос:
- Даэт ир амсер – «Время пришло».
Страшный шум обрушился на них, и дом потрясся до самого основания. Они все сидели, лишившись дара речи от страха – и вот у окна показалась уродливая старуха. Тогда один, который был посмелее прочих, спросил:
- Что тебе надо, ты, безобразная старуха?
- От тебя, болтун, мне ничего не надо, - сказала старая женщина. – Я пришла, дабы изречь, какой рок ожидает этот дом и тот, другой, который надеется соединиться с ним, но, раз ты оскорбил меня, я не подниму покров, который скрывает тайну.
С этими словами она исчезла – и никто не понял, как и куда.
Когда она ушла, голос провозгласил снова, ещё громче, чем раньше:
- Даэт амсер имтиал – «Пришло время мщения».
Страх и ужас охватили всех. Гости очень быстро ушли, и, трепеща, отправились домой, а Мадок забрал свою невесту в Пен Крайг Дав; он делал всё, что мог сделать нежный возлюбленный, чтобы рассеять её страхи, ибо безымянный ужас поразил её в самое сердце.
Темные ночные часы медленно сменяли друг друга, но Мадок не возвращался в Пантаннас. Утро настало, но Мадока всё не было; и его престарелые родители, уже перепуганные насмерть явлением старухи и странными голосами, которые прервали их веселый праздник, с ума сходили от беспокойства. День проходил, а Мадока так и не было видно; они послали вестников во все стороны, чтобы разузнать о нём; но всё, что те могли сказать – Мадок-де отправился домой, попрощавшись со своей возлюбленной у Пен Крайг Дав. Вся округа бросилась искать его. С превеликой тщательностью они обыскали каждый холмик и каждую долину на много миль вокруг; обшарили дно всех рек, но так и не нашли никакого следа.
Прошли несколько недель безрезультатных поисков. Мать и отец нашли престарелого отшельника, который жил в горной пещере и спросили, когда же вернётся их потерянный сын. Отшельник ответил скорбящим родителям, что приговор, которым в старые времена угрожали феи, настиг несчастного юношу, и сказал им, что не стоит надеяться увидеть его, будь то живым или мёртвым. Может случиться и так, что он появится, когда пройдёт несколько поколений – но не при их жизни.
Шло время, недели превращались в месяцы, месяцы – в годы, и постепенно все поверили, что отшельник был прав. Все – кроме одного-единственного человека. Нежная дева Телери никогда не переставала верить, что её возлюбленный жив и снова вернётся домой. Каждое утро, когда солнце открывало врата рассвета, она выходила на вершину высокой скалы, и окидывала взором окрестности вблизи и вдали. Снова и снова появлялась она на одном и том же месте, ища хоть какого-нибудь знака, что её возлюбленный вернулся, покуда солнце не садилось за холмами на западе. Отец и мать Мадока умерли, и их смертные останки нашли покой, но Телери не теряла надежды. Год за годом смотрела она, пока её ясные глаза не стали мутными, а каштановые волосы не побелели. Её истомило бесконечное ожидание: она умерла преждевременной смертью, и её похоронили на кладбище у старой часовни в Ване. Один за другим уходили из жизни все, кто знал Мадока, и его странное исчезновение стало только смутным преданием.
Однако неколебимая вера Телери в то, что её возлюбленный всё ещё жив, оправдалась. Случилось с ним вот что. Когда он возвращался домой из Пен Крайг Дав, звуки сладчайшей музыки, которую он когда-либо слышал в своей жизни, раздались из пещеры в Ущелье Ворона, и он остановился, чтобы послушать её. Мелодия повторялась снова и снова, и Мадок, забыв обо всём, шёл за ней дальше и дальше в глубины пещеры. Он слушал её час или два (как ему казалось); затем музыка прекратилась, и внезапно он сообразил, что после странных событий этой ночи его родители будут волноваться о нём и ждать его возвращения; тогда он быстро отправился назад к устью пещеры. Когда он вышел из лощины, солнце было уже высоко на небе, и он понял, что слушал музыку дольше, чем ему сперва показалось. Он поспешно отправился в Пантаннас, распахнул дверь дома и вошёл. У огня сидел старик, который спросил его:
- Кто ты и почему входишь сюда так дерзко?
Мадок был страшно удивлён. Он оглянулся. Обстановка дома была отлична от той, к которой он привык. Юноша подошёл к окну и выглянул наружу. Окружающий пейзаж тоже странным образом изменился. Он начал понимать, что в его жизни произошла какая-то огромная перемена, и ответил слабым голосом:
- Я – Мадок.
- Мадок? – сказал старик. – Мадок? Я тебя не знаю. Никакой Мадок здесь не живёт, и я не знаю никого, кого бы так звали. Единственный Мадок, про которого я когда-либо слышал, был тот, кто, как говорил мой дед, много десятков лет назад внезапно исчез из этого дома, и никто не знал, куда.
Мадок сел на стул и заплакал. Видя его горе, старик расчувствовался, и встал, чтобы утешить его. Он положил руку на плечо Мадока, и вот! – рыдающий юноша рассыпался в мелкий прах.